Петр Родионов: Фармацевтика – это род войск
Генеральный директор и совледелец компании «Герофарм» Петр Родионов рассказал «Ведомостям» о планах по выпуску вакцины от коронавируса, о перспективах завода в Пушкине и как вернуть в аптеки дешевые лекарстваКомпания «Герофарм» 29 сентября на производственной площадке в подмосковном Оболенске выпустила первую партию вакцины «Эпиваккорона». Количество ее производителей увеличилось до трех. Однако объемы выпуска остаются небольшими: если в сентябре, по данным Минпромторга, выпуск двух компонентов «Спутника» достиг 40 млн доз, то «Эпиваккороны» для распространения в регионы Минздрав направил лишь 900 000 доз.
– «Герофарм» стал партнером разработчика «Эпиваккороны» – центра «Вектор» – еще в конце 2020 г. В ноябре вы начали производство белка-носителя. Почему первая промышленная партия «Эпиваккороны», которая сейчас является дефицитом, была изготовлена на вашем заводе только на прошлой неделе?
– Летом мы получили возможность производить эту вакцину по полному циклу (до этого просто поставляли белок-носитель в центр «Вектор»). Мы смогли масштабировать другие технологические этапы, воспроизвели их у себя на производстве. И ввели ее в гражданский оборот на прошлой неделе. График и объемы поставок согласовываются с Минздравом и Нацимбио.
Пока объемы поставок согласованы совсем небольшие. Мы не можем их раскрывать, но можем произвести гораздо больше. Но это лишь первый этап. Сейчас в России всего три производителя «Эпиваккороны»: это ФБУН ГНЦ ВБ «Вектор», АО «Вектор-БиАльгам» и мы. И вакцины действительно мало. У нас есть заказ до конца года. И если в следующем году будет и спрос и заказ, мы можем выйти на объемы производства до 8 млн доз в месяц. Но, как я сказал, все будет зависеть от заказа Нацимбио: сколько нам закажут, столько мы и поставим.
– Вы ранее говорили о том, что запуск производства «Эпиваккороны» не случаен: это однокомпонентная пептидная вакцина, а компания как раз специализируется на производстве пептидных препаратов. Насколько для «Герофарма» производство вакцины экономически выгодный проект? Во сколько обошелся запуск производства?
– Надеюсь, что будет выгодным. Мы предварительно делали все расчеты и ожидаем прибыль. Но, к сожалению, бывают неожиданности. Например, какие-то серии могут уйти в брак, и мы сейчас не знаем, сколько их будет.
Конкретную сумму инвестиций на данный момент мы не раскрываем, но с учетом того, что у нас фактически была отработанная технология и практически все необходимое оборудование, они не были значительными.
– Еще до того как «Герофарм» выпустил первую партию «Эпиваккороны», «Вектор» заявил о возможном прекращении ее производства и переходе на «Эпиваккорону-Н». Потребуется ли компании существенно менять производственный цикл и вновь вкладываться в запуск обновленной вакцины?
– Нет, мы быстро перестроим производство. Никаких дополнительных затрат уже не потребуется. Они были на этапе масштабирования и выхода на производство самой вакцины. А чтобы перейти с «Эпиваккороны» на «Эпиваккорону-Н», потребуется лишь небольшая адаптация. Это мы точно сделаем быстро. Но я думаю, что выпускать ее будем уже с 2022 г.
– Сейчас заказчиками вакцины являются Минздрав и Нацимбио. А есть ли перспектива свободной продажи вакцины на рынке? Планируете ли вы ее поставлять на экспорт?
– Я не верю, что вакцины кто-то будет покупать за деньги. С точки зрения продажи в другие страны – сейчас везде ситуация с вакцинацией становится менее критичной, растут объемы поставок местных вакцин.
Да, мы сейчас работаем над тем, чтобы получить новые рынки сбыта для этой вакцины. Но я пока не могу назвать конкретные страны. На любые экспортные поставки нужно будет сначала получить разрешение правительства России.
– Вы выпустили первые партии «Эпиваккороны» на производственной площадке в Оболенске. А завод в Пушкине будет как-то использоваться для этих целей?
– Площадка в Петербурге сейчас используется исключительно для производства субстанций, на ней мы не производим готовые лекарственные формы. Их мы изготавливаем в Оболенске. Но в Пушкине находится первый этап – производство субстанции.
Площадка в Пушкине более современная и имеет гораздо больше возможностей с точки зрения объемов и роста производства. И если говорить об экспортном потенциале, то, безусловно, именно пушкинская площадка обладает большими возможностями и перспективами.
– «Герофарм» открыл новый завод в Пушкине в конце 2018 г., практически перед самой пандемией. В запуск вложили более 3 млрд руб. Помог ли он вам в период пандемии?
– Да, безусловно. Мы все поняли, что фармацевтика – это не просто отдельная наука и обычная отрасль, это, по сути, род войск. И кто обладает возможностью разрабатывать и производить лекарственные препараты и вакцины, может претендовать на суверенитет и независимость.
Очевидно, что мы молодцы, что когда-то об этом подумали, 8–10 лет назад, когда принималась стратегия развития фармотрасли до 2020 г. Если бы не эти шаги, сейчас бы мы получили полный провал в поставках. И даже если бы в стране разработали хоть 10 вакцин, мы бы не произвели ни одной – не было бы российских предприятий, которые способны масштабировать препараты за короткое время. Безусловно, своевременные решения разных компаний, включая нашу, помогли.
– Вы упомянули, что у завода в Пушкине большой экспортный потенциал. Что это значит? Как вы планируете его использовать?
– Пока что он не работает на все 100%. Мощности задействованы на 50–60%. Почему не на 100%? Во-первых, потому что его производственные мощности превышают потребности всей страны. То есть в Пушкине мы можем производить субстанций больше, чем Россия может потребить. Мы специально делали с запасом, чтобы развивать экспорт. Так как мы сейчас находимся в самом начале выхода на зарубежные рынки, очевидно, что площадка пока не полностью законтрактована. И у нас есть возможность производить субстанции для других стран. Мы планируем развитие наших производственных мощностей на пять лет вперед.
Сейчас в наших планах построить еще один цех для розлива готовых лекарственных форм, и мы выбираем площадку. Мы можем построить его и в Пушкине, и в Оболенске. Пока смотрим – где это будет сделать дешевле и быстрее. До конца года выберем. На запуск понадобится два года. Поэтому площадка точно будет создаваться не для розлива вакцины, а для будущих проектов. Она будет рассчитана на новые рынки, которые к этому времени появятся, включая зарубежные. Но мы уже сейчас понимаем, что тех мощностей, которые есть, нам уже не хватит. Мы это почувствовали как раз после запуска в производство вакцины: мы уже работаем на пределе своих возможностей.
– На полях Петербургского международного экономического форума компания подписала соглашение с Венесуэлой о поставках «Эпиваккороны», а также меморандум о намерениях с бразильской фармкомпанией. Также вы заявляли о планах по выходу с собственными препаратами на европейский рынок. Речь идет о поставке готовых лекарств, субстанций или о локализации производства в других странах?
– Все зависит от того, какую форму партнерства мы выберем. Это может быть и поставка субстанций, если мы найдем партнера, который у себя на территории будет разливать продукцию, производить готовую лекарственную форму, и формально этот продукт будет считаться произведенным в той стране, в которую мы пришли. Например, по такой схеме мы развиваем сотрудничество с Марокко по производству инсулина.
Такой же контракт есть в Венесуэле. Он пока находится на согласовании. По контракту мы должны будем реализовать там инвестиционный проект по запуску линии розлива и поставлять в страну субстанцию. А на площадке уже будут производиться препараты, которые могут поставлять в другие латиноамериканские страны.
– Когда будет запущено производство инсулинов из вашей субстанции в Венесуэле?
– Мы рассчитываем, что первые серии препаратов будут выпущены в Венесуэле в следующем году. Но страна непредсказуемая, мы даже не знаем, с какими подводными камнями столкнемся в ходе реализации. Сам проект должен был случиться гораздо раньше, но пандемия сильно повлияла на реализацию конкретно этого проекта. Потому что фокус сместился с инсулина на вакцины, регулярными препаратами просто перестали заниматься. Сейчас все деньги тратятся на вакцины и противоковидные препараты. Это как минимум на год отбросило и наш проект.
Европейский рынок у нас тоже остается в планах, и мы рассчитываем в I–II кварталах следующего года официально начать с Европейским медицинским агентством работу по подготовке к регистрации лекарственных препаратов. Это высококонкурентный рынок, и нас там никто не ждет с распростертыми объятиями. Но наше конкурентное преимущество – это цена. По качеству мы идентичны, а цены на европейских рынках гораздо более высокие, чем в России. Поэтому насколько нам придется быть дешевле, настолько мы и будем.
Практически все страны, с которыми мы сталкиваемся, сейчас требуют локализацию производства препаратов, никто не хочет просто покупать импорт. И если мы найдем в Европе партнера, то можем наладить выпуск готовых форм там.
– 2020 г. для индустрии фармацевтики, несмотря на все стрессовые ситуации (дефицит лекарств, введение обязательной маркировки, ускоренный ввод новых лекарственных средств), оказался сверхудачным: по оценке Forbes, прибыль 100 крупнейших фармкомпаний удвоилась. «Герофарм» увеличил чистую прибыль на 22,6%. А какие результаты ожидаются в этом году?
– Для нас 2020 г. был очень тяжелым, потому что часть номенклатуры, которая традиционно применяется в госпитальном сегменте для плановой медицины, она просто просела. Были месяцы, когда падение было на 90%. Врачи просто не занимались ничем другим, кроме лечения ковида.
Да, это не отразилось на наших показателях по выручке и прибыли. Но только потому, что как раз в это время у нас появился большой экспортный контракт и были другие источники формирования прибыли. Мы заместили это падение и закончили год примерно одинаково с предыдущим. Но если бы не было экспорта, у нас было бы существенное падение.
Надеюсь, 2021 г. будет для нас лучше: такого провала, как в прошлом году, не было. Мы отыгрываем выручку обратно и ждем показателей лучше, чем в прошлом году.
– В этом году рост цен на лекарства ожидается выше инфляции. Это поможет компании заработать?
– Что касается цен на лекарства, выросли в цене только те, которые не входят в список ЖНВЛП, их никто не регулирует. Те препараты, которые входят в список, подорожали ровно на размер инфляции. Есть препараты, которые не выдерживают такого ценообразования и пропадают с рынка. Речь о дешевых лекарствах по цене до 100 руб.
Производитель сейчас находится в ценовых ножницах: зарплата растет, электроэнергия растет в цене, импортная составляющая, которая у многих есть, тоже растет в цене. А цены на лекарства практически не растут. И в какой-то момент производителю просто становится не выгодно выпускать какие-то препараты, он их снимает с производства. Такая номенклатура постепенно вымывается.
– Какой может быть выход?
– Просто отпустить цены на номенклатуру дешевле 100 руб. Но сделать потолок: например, продавать в рознице по цене до 100 руб. Что в итоге произойдет: десятки производителей, которые выпускают какой-нибудь йод или таблетки фурацилина по себестоимости 20 руб., поймут, что можно продавать по 100 руб. Но найдется кто-то поумнее, кто решит, что выгоднее продавать не по 100 руб., а по 80 руб. В итоге рынок сам отрегулирует ценообразование. Да, мы получим упаковку дешевых таблеток не по 20 руб., а по 80 руб. Но она будет в аптеке. И не придется покупать аналог в другой форме выпуска за 200 руб.
– Всероссийский союз пациентов предупредил о возможном дефиците медикаментов из-за предлагаемого Минпромторгом изменения правил госзакупок лекарств. Инициатива Минпромторга по введению принципа «второй лишний» при госзакупках стратегических препаратов предполагает, что привилегии получат компании, имеющие производство полного цикла с синтезом субстанции на территории Евразийского экономического союза. Согласны ли вы с тем, что принцип «второй лишний» приведет к дефициту?
– Я этот закон называю по-другому: это закон о технологическом суверенитете. Правило технологического суверенитета касается только номенклатуры из 215 стратегически важных препаратов, которые определило правительство. Государство хочет, чтобы субстанции для этих препаратов производились на территории России. Сейчас по каким-то производство есть, а по каким-то нет, это действительно так. Если на торги пришли компании, которые производят лекарства из субстанции, произведенной в РФ или странах Евразийского экономического союза, они получают приоритет.
Лично я считаю, что с введением этого закона ничего не поменяется вообще. Я уверен, что правило технологического суверенитета распространят только на ту номенклатуру, которая уже производится в России. И все разговоры о росте цен или исчезновении препаратов с рынка – просто манипуляция на страхах пациентов.
– В этом году в России упростили требования к дистанционной продаже безрецептурных лекарств (теперь их можно продавать через несетевые аптеки и маркетплейсы). Могут ли онлайн-продажи повлиять на увеличение фальсифицированной продукции?
– Если бы не было обязательной маркировки, то говорить о дистанционных продажах было бы действительно опасно. Как только система маркировки заработает в полной мере, выиграют все. Мы были одними из первых, кто поддержал эту инициативу. Когда мы как производитель получим доступ ко всей аналитике, то мы сможем отследить не просто в какой аптеке препарат был продан, а даже в какой коробке каким посредником он был доставлен в эту аптеку и всю цепочку поставщиков. Это сможет сделать и каждый покупатель. И мы считаем правильным, чтобы в этом QR-коде была даже информация о том, из какой субстанции был произведен препарат – российской или импортной. Это пациентоориентированный подход.
Единственный риск, который остается при дистанционной продаже, – условия транспортировки и хранения. Получая лекарство из интернет-магазина, человек не знает, где находился препарат после отправки с завода. Может быть, он стоял на солнце и уже не сработает так, как надо. В аптеке этого не видно. Но все же безрецептурные препараты не имеют строгих требований к хранению. А с точки зрения фальсификата, я уверен, что благодаря маркировке это уже не проблема.