Эдуард Тиктинский: «Денег много, идей заметно меньше, сильных команд – еще меньше»

Владелец петербургского строительного холдинга RBI Эдуард Тиктинский оказался удачливым венчурным инвестором. В 2015 г. он вложил деньги в компанию «Партия еды», через три года она была продана «Яндексу».

В 2018 г. Тиктинский стал инвестором аудиостримингового сервиса Muzlab. В апреле этого года Сбербанк объявил о приобретении 100% этой компании.

Тиктинский рассказал «Ведомостям» о том, как отбирает венчурные проекты, почему не читает бизнес-планы и о чем говорит с основателями стартапов.

- Пишут, что вы вложили в Muzlab 60 млн рублей.

- Похоже на правду.

- За сколько продали его «Сберу»?

- Сумму я не могу называть — есть требования со стороны «Сбера» о конфиденциальности. Скажу так: продали хорошо. Я бы еще, откровенно говоря, компанию подержал, поразвивал бы, но были существенные риски, в том числе, что «Сбер» самостоятельно выйдет на этот рынок. Поэтому мы решили, что правильнее войти в экосистему «Сбера». В итоге, все довольны.

- Вы занимались продажей?

- Я помогал формулировать предложения, основными переговорами занимался наш управляющий партнер Виктор Христенко.

- В «Партию еды», которая, как писали, была продана «Яндексу» минимум за 1 миллиард рублей, вы вложили те же 60 миллионов, на выходе у вас там было 35%. Т.е. вы заработали порядка 350 миллионов рублей. Эти цифры похожи на то, что получилось сейчас с Muzlab?

- Примерно так. Тут сумма несколько меньше, но доходность сопоставима, поскольку инвестиции были значительно короче.

- В какой проект теперь инвестируете?

- Сейчас мне интересны проекты, которые имеют международную перспективу. Потому что российский рынок оказался довольно маленьким. Либо рынок большой, но ты быстро натыкаешься на крупнейшие экосистемы и получаешь предложения, от которых сложно отказаться. В итоге все продажи крутятся вокруг миллиарда рублей.

- А вы хотите больше?

- Инвестирование для меня — это меньше про деньги. Суммы, которые я получил от продажи «Партии еды» и Muzlab, не меняют ни уровень моего благосостояния, ни стиль жизни. Скорее, это хобби. Новый опыт, который мне интересен. Важны отношения с поколением «минус один» – они делают тебя живее. Все-таки девелопмент – довольно консервативная отрасль.

- Что за проекты с международной перспективой?

- Сейчас вложился в компанию Ducalis, разработчика нового IT-продукта, позволяющего приоритизировать задачи в различных таск-менеджерах типа Jira или Trello. На такой продукт есть запрос, для любого бизнеса вопрос приоритетов всегда стоит остро. Наш проект изначально рассчитан на международный рынок. Мы с партнерами (один из них мой компаньон по Muzlab Виктор Христенко, остальных не буду без их разрешения раскрывать) вложили 400 000 долларов в эту платформу. Потребуются еще инвестиции – будем поддерживать.

- Вы вкладываете деньги для того, чтобы в итоге продать компанию?

- Моя философия — никогда не делать ничего на продажу. То есть, не принимать решения из логики, что сделать, чтобы лучше продавалось, например, нагнать выручку любой ценой. У меня другая логика. Я смотрю на то, какого масштаба бизнес можно вырастить. Вот это меня живо интересует.

- Были проекты, от инвестиций в которые вы отказались?

- Конечно. До «Партии еды» я смотрел ряд проектов, все они мне не понравились. А в «Партию еды» я сразу влюбился — в саму концепцию доставки продуктов наборами. Потом познакомился с основателем компании Михаилом Перегудовым, он мне понравился. Вообще ключевой вопрос – это команда. Я как инвестор должен поверить в то, что эти ребята способны сделать большую историю. С хорошей командой даже если изначальная гипотеза окажется ошибочной, ее можно повернуть в другую сторону. А если команда не тянет, то самые хорошие идеи проигрывают.

- Были команды, которые вы недооценили?

- Было предложение от ребят из «Самоката» — еще на ранней стадии, когда они назывались SmartSpace. Они хотели продвигать свой сервис через платформы и эксплуатационные компании RBI. Но у них тогда эта идея не полетела, и они, как говорят стартаперы, «пивотнулись». Вот что значит — сильная команда. Сейчас «Самокат» – очень серьезная компания. Тут могу сказать, что я эту команду недооценил, не хватило мне тогда опыта.

- Вы готовы вкладываться в проекты в тех областях, о которых мало знаете?

- Я не готов вкладываться просто в идеи. Я готов вкладываться туда, где уже есть работающий продукт, и я понимаю, что на этот продукт есть спрос. Например, мне предлагали вложиться в разработку наушников для плавания под водой. Но я не знаю, сколько еще народу в мире делает такие наушники, не знаю, есть ли на них спрос. Это не для меня.

- Хороший проект копирует уже опробованные западные образцы?

- Для России – может быть. «Партия еды», конечно, была скопирована с Hello Fresh и Blue Apron, Muzlab – в определенной степени тоже скопирован. Но для выхода на Запад нужны новые темы. И надо сказать, в России есть форматы, которых на Западе еще нет. Там не было ничего похожего на «Яндекс. Лавку» и сейчас пять или семь команд пытаются такие лавки запустить в Америке и в Европе. В Штатах плохо с онлайн-образованием, а в России оно развивается очень успешно. Тут нам есть чем гордиться.

- Вы морально готовы к тому, что проект, в который вы вложили свои миллионы, не пойдет?

- Конечно. Это же венчур. Кроме того, я пока вкладываю не самые заметные для себя деньги. Я хотел бы аккуратно повышать ставки.

- То есть готовы вкладывать больше 60 миллионов рублей?

- Конечно.

- Намного больше?

- В разы больше! Я бы не сказал – что на порядки больше, но в разы — точно.

- Какую долю в стартапе должен получить инвестор?

- Точно не контрольную. Это же не Россия 90-х. Важно, чтобы большая доля оставалась у фаундеров, потому что у него должна быть мотивация этим заниматься.

- Вы плотно контролируете фаундеров?

- Контроль – неправильное слово. Я стараюсь быть для них полезным. Я готов советовать в части стратегии, мотивации себя и команды, культуры, переговоров с новыми инвесторами – то есть там, где у меня богатый опыт. Но решения останутся за фаундером. Потому что я понимаю, что человеку нужно, во-первых, пройти свою кривую опыта, он должен сам свои шишки набить; а во-вторых – ему на месте виднее и он отвечает за результат.

- Какие задачи вы ставите перед основателями стартапа – достичь таких-то показателей через столько-то лет?

- Перед основателями вообще никаких целей не ставится. И у меня нет расчета по времени. Для меня важно, чтобы развивался бизнес и развивался фаундер. Если человек развивается, то бизнес идет за ним.

- Бизнес-планы смотрите?

- С Ducalis я вообще никакой бизнес-план не смотрел. Потому что бизнес-план – это малополезная штука. В жизни все происходит хуже и медленнее, чем в бизнес-планах, поэтому их, конечно, пишут, но ориентироваться на них – глупо. Мне важно видение человека. Какой он видит свою компанию.

- Вы вкладываетесь и в венчурный фонд – это не так интересно?

- Не так. Там проинвестировал — и забыл, получаю раз в месяц отчеты, моя роль тут никакая. Мне интереснее проекты, в которых нужен я со своей уникальной экспертизой.

- Уникальная экспертиза – это что?

- Моя – стратегическое видение, управление людьми, выстраивание корпоративной культуры и человеческая поддержка. Мне кажется, что я неплохо разбираюсь в людях – это моя сильная сторона и мне по-человечески интересно работать с интересными, сильными людьми. У моих партнеров — все, что касается цифровых бизнесов.

- К вам лично обращаются стартапы?

- Мне очень много пишут, но я не в состоянии просматривать десятки и сотни их бизнес-планов, у меня нет на это ни времени, ни желания. Я ориентируюсь на эксклюзивные истории, на которые мне указывает кто-то из близких людей. Потом я беседую с фаундерами, смотрю, как они себя ведут, насколько они открыты, прозрачны. Это часы общения.

- Для вас важно, чтобы фаундер вложил и свои деньги в проект?

- Фаундер, как правило, все ставит на карту, этим он и отличается от менеджера.

- Есть ли конкуренция среди инвесторов на рынке венчурных проектов?

- Есть. Денег много, идей заметно меньше, сильных команд – еще меньше.

- При продаже бизнеса вы обещаете покупателю не вкладываться в эту сферу?

- В бизнесы, связанные с едой, я уже могу идти, потому что у меня закончились ограничения, наложенные «Яндексом». По сделке с Muzlab в развлекательный бизнес я впрямую вкладываться не могу, но мне два раза в одну реку и входить неинтересно.

- На рынок венчурного инвестирования есть смысл приходить небольшим инвесторам с несколькими миллионами рублей?

- Думаю, не имеет смысла. Лучше купите апарт или кусочек апарта вскладчину. Или положитеденьги на депозит.

- Оцените перспективы венчурного рынка России.

- Он сейчас очень сильно развивается, но здесь сказывается эффект низкий базы. А в целом предпринимателям требуется всё больше усилий, чтобы быть на плаву. Привычные ниши заняты, приходится искать либо новые способы конкурировать, либо создавать новые бизнесы – «дисраптить», разворачивать под себя целые отрасли. С этой точки зрения рынок интересный. Но масштаб российского рынка очень небольшой: подавляющее большинство стартапов укладывается в лимит покупки до 1 млрд рублей.

– Почему тогда вы инвестируете в российские проекты, а не в западные?

- Я с удовольствием инвестирую в проекты, которые нацелены на западные рынки, на те бизнесы, которые могут выходить за пределы России. Но у меня нет идеи создавать инвестиционный фонд, инфраструктуру, которая будет отсеивать большие воронки проектов. Я подхожу к инвестициям чуть ли не эзотерически: с учётом репутации, сети связей.

- Стартапы в каких сферах вам кажутся более многобещающими?

- Foodtech, истории развлекательного свойства, онлайн образование. Но это не значит, что проекты в других областях неперспективны. Еще раз: для того, чтобы я принял решение об инвестициях, должен быть работающий бизнес и идея.

- Вам стало неинтересно заниматься недвижимостью, если вы увлекаетесь стартапами?

- Мне недвижимостью заниматься очень прикольно.

- Что ж тут прикольного?

- Компания меняется, меняется рынок, меняются продукты, все это очень интересно. Но я хочу себя пробовать в другой роли. В роли наставника, а не операционщика. Плюс –новые продвинутые рынки дают более широкий кругозор. А кругозор – это важно для бизнеса.

- Вы уже построили все, что хотели? Или для вас девелопмент – это только про деньги?

- Дома меня интересуют во вторую очередь. В первую очередь меня важны интересы людей: сотрудников, клиентов и партнеров. Потому что все в итоге делается для людей. И дома тоже.

- В прошлом году девелоперы активно скупали землю в Петербурге. Вы приобрели все, что хотели?

- Хотелось бы больше. Мы купили ряд участков, не про все пока рассказываем. Кое-что придется переводить в Генеральном плане в другие функциональные зоны.

- 1 июля для Петербурга, как ожидается, не будет продлена программа льготной ипотеки, это остановит рост цен?

- Это коснется объектов эконом и комфорт-класса, там 75-80% квартир покупается в ипотеку. А в бизнесе-классе доля ипотеки небольшая. Цены в таких комплексах, строящихся в центре города, продолжат расти, потому что есть дефицит предложения.

- Когда вы идете по Петербургу, вам не кажется, что за 20 лет он изменился не в лучшую сторону – за счет внедрения в привычную с детства среду современных проектов?

- Есть хорошая архитектура, есть похуже. Есть несколько неудачных проектов в центре, но их мало и все это прошлое, лихие 90-е, потому что сейчас охранное законодательство настолько жесткое, что вы не можете построить ничего ужасного. Плюс – градостроительные советы, где, между прочим, люди с хорошим вкусом сидят. Комбинация охранного законодательства и градостроительного совета замечательно работает.

- Хороший архитектурный проект – это для вас дорого? Какую долю в затратах занимает приглашение известного архитектора?

- Красивая архитектура – это недешево, но не в части оплаты архитектору, а в части дорогих решений. Например, фасады из юрского мрамора на Барочной улице обошлись нам в 500 млн рублей. Там замечательный фасад — с элементами ар-деко и соцреализма. Для дома премиум-класса – оправданное решение. Но хорошая архитектура – это не обязательно что-то дорогое. Это вопрос вкуса.

- Есть объекты, которым в Петербурге годами не могут найти инвестора – скажем, Конюшенное ведомство. Вы понимаете, что с этим можно сделать?

- Надо для начала задать экспертам вопрос: «Ребята, сколько у нас есть времени?». Понимаете, мы все время живем будто в безвоздушном пространстве. Мы не оперируем временем. Вы задаете вопрос: «Сколько есть времени?», эксперты отвечают: «У вас есть три года, после этого здание развалится». Значит, за три года надо найти решение. Если ситуация критическая — либо восстанавливайте за бюджетные средства, либо проводите тендер среди инвесторов: кто меньше попросит дотаций. Но надо что-то делать, а для этого нужно иметь видение и волю.

- Как эксперту вопрос – говорят о переносе Большого порта Петербурга и строительстве на его территории 5 млн кв. метров жилья. Это хороший проект? Вам интересно в нем поучаствовать?

- У меня ощущение, что, порт в черте Петербурга – не самое удачное место. Если там будут продавать участки – готовы купить.

- В стартапы в девелопменте готовы вкладываться?

- Пока я интересных для RBI стартапов не видел, но это мне интересно.

- В сколько проектов одновременно вы готовы инвестировать?

- Два-три проекта, на большее у меня нет времени.